Аглюхтугмит уйдут, когда ночные заморозки прихватят подтаявший снег. Нарта заскользит по твёрдому насту и не оставит следов. Утатаун поведёт её к Белому простору. Путь будет
долгий и трудный даже для взрослых женщин и мужчин. Днём снег начнёт липнуть к полозьям,
и аглюхтугмит будут прятаться за холмами или в оврагах, а ночью вновь браться за потяг. Они
не станут оглядываться и не увидят, как за спиной сгущается насланный тугныгаками пепельный мрак.
Когда мама подсыпала в горящий жирник семена, Анипу и Айвыхака окутал тёмно-зелёный дым. От него закружилась голова, потяжелели руки. Прежде им дышали те, кто говорит
с духами. И его тошнотворный запах наполнял землянку всякий раз, когда в Нунавак приходили пожиратели. Стулык нарочно жгла семена и нагоняла дым в спальный полог, чтобы запугать детей – защитить Анипу и Матыхлюка от их собственного любопытства. Укуна кричала,
Утатаун и Илютак торопились выкопать ямы-западинки за Смотровым гребнем, вытаптывали
траву, чернили её, разбрасывали тушки мёртвых полёвок – высохших, а значит, припасённых
заранее – и потом не мешали детям осматривать западинки, гадать о силе и лукавстве тугныгаков, поднимавшихся прямиком из земли. Ведь хуже всего то, что пожиратели и червецы
похожи на обычных людей. Было бы проще, окажись они великанами с громадной пастью и
клыками, растущими от глотки до кишок бездонного брюха. Доверчивости своих детей родители противопоставили страх, показали им, какие тугныгаки изнутри, сделали испытываемый
ими вечный голод наглядным и понятным.
Анипа не корила родителей за обман. Не сказала им, что всё знает. Вернувшись в стойбище, ни словом не обмолвилась о том, что видела и слышала там, за Чёрной горой. Теперь
это не имело значения. Она держала за руку Айвыхака, и они стояли на кромке снежной ямы.
Аглюхтугмит вырыли её под холмом, под самой глубокой застругой – в ложбине, куда в сытые
годы складывали заготовленное для собак мясо. У противоположной кромки стояли Утатаун,
Канульга, Илютак, Тулхи и Нанук. За ними виднелась подготовленная нарта.
– Всё взаимосвязано, ничто не пропадает, – прошептал Айвыхак. – Произнесённое слово,
добытый зверь, сорванный цветок и брошенный камень. Они возвращаются. Мы уже стояли
здесь, я уже произносил эти слова. Когда придёт время, произнесу их вновь. И так будет всегда.
Голос Айвыхака доносился издалека и вместе с тем отчётливо раздавался в голове
Анипы, будто он и не говорил, а напрямую вкладывал в неё свои мысли. И чем дольше Анипа
всматривалась в яму, тем более глубокой она казалась – способной разом вместить Белых сов
прошлого и будущего, Айвыхаков, да и аглюхтугмит с их тундрой, их морем и Великим китовым ходом. На дне ямы стелился Белый простор. По нему катились снежные комочки. В каждом комочке прятался новорождённый кит. Анипа увидела и два жёлтых озера с чернеющими
берегами, увидела гладкий скальный выступ – она смотрела на белую сову: её перья, глаза и
клювик.
За Чёрной горой не спит пожиратель,
он ищет Белую сову.
Он её никогда не найдёт.
Сова летит над темнеющей тундрой,
и тень не выдаст её пути.
Анипа улыбнулась. Поняла, что путь в действительности предстоит близкий. Она вдохнёт дым, зажмурится, услышит, как плещутся белоснежные воды, а в следующее мгновение
откроет глаза и проснётся в новой жизни.
Аглюхтугмит уйдут, когда ночные заморозки прихватят подтаявший снег. Нарта заскользит по твёрдому насту и не оставит следов. Утатаун поведёт её к Белому простору. Путь будет
долгий и трудный даже для взрослых женщин и мужчин. Днём снег начнёт липнуть к полозьям,
и аглюхтугмит будут прятаться за холмами или в оврагах, а ночью вновь браться за потяг. Они
не станут оглядываться и не увидят, как за спиной сгущается насланный тугныгаками пепельный мрак.
Когда мама подсыпала в горящий жирник семена, Анипу и Айвыхака окутал тёмно-зелёный дым. От него закружилась голова, потяжелели руки. Прежде им дышали те, кто говорит
с духами. И его тошнотворный запах наполнял землянку всякий раз, когда в Нунавак приходили пожиратели. Стулык нарочно жгла семена и нагоняла дым в спальный полог, чтобы запугать детей – защитить Анипу и Матыхлюка от их собственного любопытства. Укуна кричала,
Утатаун и Илютак торопились выкопать ямы-западинки за Смотровым гребнем, вытаптывали
траву, чернили её, разбрасывали тушки мёртвых полёвок – высохших, а значит, припасённых
заранее – и потом не мешали детям осматривать западинки, гадать о силе и лукавстве тугныгаков, поднимавшихся прямиком из земли. Ведь хуже всего то, что пожиратели и червецы
похожи на обычных людей. Было бы проще, окажись они великанами с громадной пастью и
клыками, растущими от глотки до кишок бездонного брюха. Доверчивости своих детей родители противопоставили страх, показали им, какие тугныгаки изнутри, сделали испытываемый
ими вечный голод наглядным и понятным.
Анипа не корила родителей за обман. Не сказала им, что всё знает. Вернувшись в стойбище, ни словом не обмолвилась о том, что видела и слышала там, за Чёрной горой. Теперь
это не имело значения. Она держала за руку Айвыхака, и они стояли на кромке снежной ямы.
Аглюхтугмит вырыли её под холмом, под самой глубокой застругой – в ложбине, куда в сытые
годы складывали заготовленное для собак мясо. У противоположной кромки стояли Утатаун,
Канульга, Илютак, Тулхи и Нанук. За ними виднелась подготовленная нарта.
– Всё взаимосвязано, ничто не пропадает, – прошептал Айвыхак. – Произнесённое слово,
добытый зверь, сорванный цветок и брошенный камень. Они возвращаются. Мы уже стояли
здесь, я уже произносил эти слова. Когда придёт время, произнесу их вновь. И так будет всегда.
Голос Айвыхака доносился издалека и вместе с тем отчётливо раздавался в голове
Анипы, будто он и не говорил, а напрямую вкладывал в неё свои мысли. И чем дольше Анипа
всматривалась в яму, тем более глубокой она казалась – способной разом вместить Белых сов
прошлого и будущего, Айвыхаков, да и аглюхтугмит с их тундрой, их морем и Великим китовым ходом. На дне ямы стелился Белый простор. По нему катились снежные комочки. В каждом комочке прятался новорождённый кит. Анипа увидела и два жёлтых озера с чернеющими
берегами, увидела гладкий скальный выступ – она смотрела на белую сову: её перья, глаза и
клювик.
За Чёрной горой не спит пожиратель,
он ищет Белую сову.
Он её никогда не найдёт.
Сова летит над темнеющей тундрой,
и тень не выдаст её пути.
Анипа улыбнулась. Поняла, что путь в действительности предстоит близкий. Она вдохнёт дым, зажмурится, услышит, как плещутся белоснежные воды, а в следующее мгновение
откроет глаза и проснётся в новой жизни.