Përshkrim

На житейских перекрёстках. Бог счастье путанными путями водит Лариса Павловская К больнице Татьяна приехала на такси. Её никто не провожал. Яркая блондинка в головокружительной мини-юбке прошла на своих тоненьких шпильках через больничный двор, обходя лужи, и скрылась за дверью приёмного покоя. Обратно журнальная красавица уже не вышла, выскользнула другая женщина, самая обычная – в длинном махровом халатике, пушистых тапочках, роскошные волосы были собраны в тугой пучок. Уже в коридоре она на ходу сняла с себя украшения и бросила в косметичку, туда же полетел и мобильник. Таня отключила его за ненадобностью: друзьям она сказала, что улетает на отдых в Турцию, так что беспокоить не станут, с родителями она почти не общается, а тот, которого она любит, собрался жениться на другой. Эта боль так жгла ей душу, что тогда несколько дней спустя Татьяна обнаружила в груди опухоль размером с крупную вишню, это её не потрясло и не испугало. К врачу она пошла просто потому, что так надо. И вот лифт онкологического стационара несёт её в неизвестность. В трёхместной палате, выкрашенной в бледно-жёлтый цвет, Тане досталось место у окна. Соседки встретили её доброжелательно, с расспроса¬ми не лезли. Быстро распо¬ложив немногочисленные вещи, Таня легла на кровать и, отвернувшись к подоконнику, долго смотрела в затянутое ту¬чами небо, пока не уснула. Ей снились такое же серое небо и раскисшая под дождём доро¬га, похожая на ту, что ведёт к родительскому дому. Татьяна шла и шла по ней и не могла дойти. Уставшая, измученная, она расплакалась. И вдруг ша¬ги ей стали даваться легче, и чем громче она плакала, тем быстрее, быстрее шла. Разбу¬дило Таню лёгкое прикосно¬вение к плечу. – Попейте, пожалуйста, – соседка справа стояла над ней со стаканом воды. Татьяна автоматически поднесла руки к лицу. Оно бы¬ло мокрым. Смутившись, она быстро взяла стакан, отпила пару глотков и тихо сказала: – Извините, я тут что-то расплакалась... – Ничего, в жизни и не та¬кое бывает, – отозвалась со своей кровати другая сосед¬ка. Она была уже немолода, лет шестидесяти, полная, с натруженными руками и добрыми глазами. – На то она, девоньки, и жизнь. А мы вместо того, чтобы о ней рас¬суждать, лучше давайте чай¬ку попьём с медком с пасеки моего Семёныча. Дарья Петровна, именно так её звали, ловко достала из глубины тумбочки семисотку с янтарным приветом лета. Таня, которой меньше всего хотелось общаться, неожиданно для себя согласно кивнула. Пока кипятили во¬ду и сооружали из стульев стол, она повнимательнее присмотрелась к другой со-седке, Оксане. Она была примерно Татьяниных лет – 32-33, но если Таня выгляде¬ла максимум на 27, то Окса¬на честно тянула на свой возраст. Было видно, что она не модничает, по салонам красоты не бегает, но от этого не перестала быть красивой какой-то величественной, спокойной красотой. За чаем говорила больше Дарья Петровна. Доярка из какого-то богом забытого села оказа¬лась удивительной рассказ¬чицей. Она рассказывала разные забавные истории про своего 90-летнего свёк¬ра, который недавно в ше¬стой раз женился, про свою ферму, вечно пьяных скот¬ников и быка Тришку, кото¬рый, воспылав чувствами к местным бурёнкам, разнёс свой загон и загнал тех са¬мых скотников на дерево. Так что воевать с рогатым «донжуаном» пришлось тёт¬ке Дарье. Она с ним всё-таки справилась и загнала в базок, но и Трифон в долгу не остался – боднул в бок, до¬сталось и левой груди. С тех пор уже два месяца она бо¬лит, и муж настоял, чтобы Дарья легла в больницу. О своём Михаиле Семёно¬виче Петровна говорила с особой нежностью. – Сорок два года с ним живу, и всё боюсь, вдруг он куда де¬нется. Я ж без него пропаду... Ночь пришла незаметно. Татьяна лежала в темноте и долго не могла уснуть, ловила себя на мысли, что завидует Дарье Петровне. Она, состоя¬тельная, успешная, красивая, хозяйка престижного салона красоты, завидует простой колхозной доярке. Ведь у той в 37 уже родился первый внук, а у Тани в 33 нет ещё и ребён¬ка. И когда теперь будет, да и будет ли вообще?! Два года на-зад она сделала аборт. Сергей сказал, что ещё не готов стать отцом. Он был для неё Вселен¬ной, и она потакала его желаниям, для него истязала себя диетами и фитнесом, для не¬го безупречно одевалась, ведь ему нравилось обладать ши¬карной женщиной. Они были красивой парой, а их отно¬шения полны обжигающей страсти: огромные букеты, дорогие духи, прекрасные ку¬рорты, ванны с шампанским, свечи и постель из лепестков роз – всё это было. Таня рассчитывала, что после пяти лет такой любви последует предложение руки и сердца, но… Сергей вдруг стал пропадать, а потом признался, что без памяти полюбил другую. «Что же я сделала не так?» – в тысячный раз спрашивала она себя среди мрака ночи и не находила ответа… На следующий день все три женщины сдавали анали¬зы и сидели в очередях возле процедурных кабинетов. – Ой, я так боюсь уколов, – вздыхала Оксана, – даже сын надо мной подшучивает. Её мальчишке уже стук¬нуло шесть, и он собрался в школу, где как раз учитель¬ницей начальных классов и работала его мама. – Стыдно, Ксюха, мы, сель¬ские, крепкими должны быть, – подбадривала её Дарья Пет¬ровна. Они с Оксаной были почти землячки, жили в од¬ном районе. – Это Таня у нас неженка городская. – Я тоже сельская, – вдруг призналась та, хотя обычно скрывала этот факт биографии. Ещё девчонкой она мечта¬ла вырваться во что бы то ни стало из сельской серости. И вырвалась, и теперь в её кра¬сивой жизни не было места колхозному прошлому, она да¬же с родителями теперь редко общается: посылает деньги раз в квартал, чтобы побало¬вали себя, живут ведь трудно. Помогает и сестре, которая од¬на двух девчонок растит. Когда Татьяна рассказала про сестру, Оксана понима¬юще вздохнула: – Я с трудом Ванечку обес¬печиваю, а там двое... Вечером за чаем Ксюша рассказала свою историю. Муж её погиб, когда она была на втором месяце бере¬менности. – Я тогда жить не хотела, и только мысль о ребёнке меня спасла. Родственники меня отговаривали рожать: моло¬дая, мол, успеешь ещё детьми обзавестись, для себя поживи, а я даже слушать не хотела. И не жалею. А потом полушёпотом открыла тайну, что есть у неё любимый. – Познакомились случайно. Представляете, Иван заболел, надо в поликлинику. Стоим на остановке, дождь как из ведра льёт, а автобуса, как назло, нет. Останавлива¬ется красивая машина, во¬дитель молодой, симпатич-ный довёз нас до больницы. Через два часа выходим, а он стоит, ждёт. «Куда вы, – гово¬рит, – с больным мальчиком по такому дождю пойдёте? Садитесь, обратно отвезу.» С тех пор полгода встречаем¬ся, скромный он такой. Бы-вает, часами молча сидим, только смотрит на меня и улыбается... –А меня мой бросил, – вы¬дала Татьяна. – Пять лет го¬лову дурил, а теперь не нуж¬на стала. Моложе, наверное, красивее нашёл. Он у меня ценитель прекрасного... Хотелось расплакаться, но Таня сдержалась из послед¬них сил. Она и сама удивля¬лась своей откровенности перед этими простыми ма¬лознакомыми женщинами. Ей не хотелось казаться ху¬же или лучше. Она без стра¬ха была сама собой. Брошен¬ной, растерянной, такой же испуганной, как и они, перед лицом неизвестной болезни. – Ну и чёрт с ним, плюнь. Бог счастье путаными пу¬тями водит. Попомни моё слово: ты ещё счастливой будешь, вон как у Оксанки глаза светиться будут, – Дарья Петровна улыбнулась. – А те¬перь спать. И пусть вам снят¬ся светлые сны. Тане опять снилась до¬рога, но уже без грязи, усы¬панная жёлтыми листьями, и шли они по этой дороге вдвоём с Оксаной. А утром, едва открыв гла¬за, та сказала: – Представляешь, ты мне всю ночь снилась. Мы по какой-то дороге шли, а с на¬ми ещё кто-то – не смогла ли¬ца рассмотреть. Таня вспомнила, что тоже видела незнакомца. В обед Дарья Петровна влетела в палату окрылённая. – Девчата, я ваш сон разга¬дала. Знаете, почему я с ва¬ми ночью по дороге не шла? Потому что женщине в мо¬ём возрасте дома сидеть на¬до. Выписывают меня! Здо¬рова! Просто Тришка, чёрт рогатый, большую гематому мне организовал, но скоро пройдёт... К вечеру приехал за ней муж. Жена не дождалась, по¬ка он оформит все докумен¬ты, подхватила сумку и, рас¬целовав девчат, поспешила вниз, где её ждали дочки. Семёныч заглянул в палату минут десять спустя. – Ушла уже она, – сказала ему Татьяна. – Не терпелось, шустрая она у вас, – добавила Оксана с улыбкой. И тут мужчина вдруг поднёс руки к лицу и заплакал, как ребёнок. – Всё, девчонки, умрёт моя Даша, метастазы повсюду, уже ничего сделать нельзя... Он ушёл, а Оксана и Татьяна сидели, словно окаменев, и смотрели на баночку солнечного мёда, которую оста¬вила им добрая соседка. – Я так боюсь смерти, – первой пришла в себя Окса¬на. – С кем тогда мой Ванюш¬ка останется? – Господи, как же жить хо¬чется! Я так за мамой соску¬чилась... – выдохнула Татьяна. Вместе они плакали и на¬деялись на лучшее, и надеж¬ды сбылись: опухоли оказа¬лись доброкачественными. Обеим сделали операции. Они ухаживали друг за дру¬гом, во всём поддерживали и помогали. Оксану выпи¬сывали первой. Её встречал будущий муж. Таня уходила из больницы одна. Она уверенно шла в сво¬их красивых туфлях через лужи, но через минуту за-медлила шаг, услышав род¬ной голос: – Доченька моя! Прижавшись к матери, Та¬ня беззвучно плакала: – Как хорошо, что ты здесь... Она так и не узнала, что это бывшая соседка по па¬лате заставила Семёновича всеми правдами и неправ¬дами разыскать родителей Татьяны и передать, что их дочь в больнице. А через год Дарья Петров¬на умерла. Оксана и Таня бы¬ли на её похоронах. С кладби¬ща шли просёлочной дорогой, усыпанной золотой листвой. А всего в двух шагах от них – сын Петровны. Его заплаканные глаза и глаза Тани встрети¬лись. И она вспомнила слова его матери: «Бог счастье пута¬ными путями водит».

Model

openjourney-v4